Еще несколько дней назад исхлестанные мокрым ветром, отполированные несмолкающим дождём, промокшие насквозь вместе с поклажей, мы шли через лес без малейшей дрожи. Влажные дождевики облегали холодом тело, на каждом шагу из обуви выплескивалась и вновь набиралась вода, рюкзаки тянули к земле, но никто не страдал, не замерз, не роптал. А сейчас дома, под пледом и в теплых носках мне морозно и колюче. Может это акклиматизация?))) Чую, что я переболеваю. Переболеваю своё возвращение в каменный град, где могучи стены, широка и удобна кровать, стулья и стол, диван, телевизор и книги.
Так непривычно вдруг всё это стало. Натяжной потолок вместо безгранично распахнутых небес и тишина, что оглушает отсутствием мелодичного, неповторимого потока птичьих голосов, плита вместо костра и малый колодец с белым фаянсом… Красивые и удобные ограничения цивилизации, ничто тебя не тычет в оголенный зад и не хрустит под утомленными ногами.
Нет, я не против них, этих удобств, но… Всё стало как-то иначе.
Три дня я провела в молчании (давала обет) на дереве (на платформе, не на ветке))), созерцала своё ничегонеделание и бурную жизнь биосферы. Было в этом опыте много чудесного, даже мистического, густо смешанного с красотой пробужденного леса и его обитателей. И хотя, вступая в эту практику, я испытывала массу опасений, они быстро потеряли свою актуальность, как только я оказалась оторванной от земной тверди. Там было так защищено и безопасно, там было столько любви и правды, столько, что это можно только впустить в себя, ну или себя из своих ограничений человеческо-городских выпустить.
Затем поход под рюкзаками по пересеченной местности, болотистые места, переход реки в брод и 2 раза по бревну над водой, дикие леса смешанные и хвойные, поваленные ветром и долгой жизнью деревья, нескончаемые пушистые мхи и кружевные лишайники, хлесткие ветки и мягкая паутина с тысячью солнц после дождя. Видела зайцев, лосиху и лосенка, кучу кабаньих и медвежьих следов. С перерывом лишь на ночь выдавали свой рассказ кукушки, звонко дружили другие пернатые и важно кружа, издавали глубокое горловое вороны.